Больше века род Дуйсембаевых хранил тайну своего отца Куликбая. В 1937 году он попал под сталинские репрессии по ложному обвинению в антисоветской пропаганде и был осуждён на 10 лет лагерей. Потерял семью, дом, должность, но не друзей и близких, которые верили в его честное имя. 20 лет он упорно отстаивал свою невиновность и добился реабилитации. Это история о том, как в 1937 году бездушная машина государственного террора без разбору ломала жизни и судьбы, а также о человеке, который смог против неё выстоять.
Внук бая
Куликбай Дуйсембаев был ровесником 20 века: родился в 1900 году в урочище Кызылтас Чингизтавского (ныне Абайского) района Семипалатинской области на земле своего рода тобыкты-кокше. Он был внуком волостного старшины Торебая, крупного скотовладельца, уважаемого человека. Торебай ушёл из жизни в 90 лет, когда мальчику было 14. Паренёк хорошо запомнил деда: высокий, крепкий, светлолицый, с зелёно-голубыми глазами, нос с горбинкой, что среди аргынов не редкость.
Отец Куликбая Дуйсембай появился на свет в 1875 году. Торебай дал ему хорошее образование. Дуйсембай стал бием, крупным землевладельцем. Часто ездил в Семипалатинск, там общался с местной интеллигенцией, примкнул к Алашорде и был её активным участником. Советскую власть не принял даже после упразднения Алашской автономии, когда все, включая её лидеров, отказались от политической борьбы. В НКВД Дуйсембай числился в списке баев-индивидуальников, враждебных советской власти.
С отцом Куликбай виделся редко и не имел к нему сыновней привязанности, так как с малых лет воспитывался у деда Торебая. Парень окончил медресе в соседнем Каскабулаке. Этот аул и медресе основал мулла Кокбай Жанатаев, соратник Абая Кунанбаева, впоследствии один из лидеров Алашорды. Благодаря Кокбаю Куликбай постиг азы науки, полюбил литературу и поэзию, но главное – проникся мудростью Абая Кунанбаева, стал цитатами из его сочинений украшать свою речь.
Тень прошлого
С установлением советской власти Куликбай вступил в Коммунистическую партию и оказался с родным отцом по разные линии идеологического фронта. В 1932 году Дуйсембая, как непреклонного алашординца, арестовали, увезли из Кызылтаса в Семипалатинск. С тех пор его не видели, и где его могила – никто не знает. В память осталось только урочище, названное его именем. У Дуйсембая было десять детей – восемь сыновей и две дочери. Трое сыновей погибли на фронте, не успев продолжить род.
Куликбай был одним из первых коммунистов в Чингизтавском районе, председателем аульного совета депутатов. Советскую власть он принял искренне и преданно служил ей. Но тень прошлого преследовала его по пятам. Кто был ничем, тот стал всем и начал мстить, как бедняк мстит богатому, как неудачник мстит успешному. Кому-то не давала покоя мысль, что сын бая вновь на коне. В НКВД шли анонимки с надуманными обвинениями, и Куликбая часто вызывали на допросы, устраивали проверки, но, не найдя доказательств, отпускали.
Так было до 1937 года. Куликбая арестовали и увезли из села Каскабулак в Семипалатинский тюремный острог, где до него уже сидели Фёдор Достоевский и лидер Алашорды Алихан Букейханов. Жена Куликбая Сакып осталась одна с семилетней дочерью Раузией и младшим братом мужа Ануарбеком. Сакып была на последнем месяце беременности. Куликбай, прощаясь, словно чувствуя, что надолго, сказал: «Если родится мальчик, назови его Максутом».
Тюрьма для степняка
Тройка НКВД осудила Куликбая за якобы допущенные им антисоветские высказывания и антисоветскую пропаганду на 10 лет лагерей без права переписки. Заключённых везли на север в товарных вагонах почти полтора месяца. Была зима, лютый холод. Нар на всех не хватало, спали в две смены. На полу спать опасно – замёрзнешь насмерть. По пути стали умирать старые и больные. Однажды поезд простоял больше суток на перегоне, и к заключённым не приходили. Вода в ведре застыла, параша переполнена, баланду не несут. Люди подумали, что их бросили умирать, началась паника.
Весной 1938 года Куликбая вместе с другими зеками привезли на станцию под Нижним Тагилом и до Тавдинского пересыльного лагеря погнали через лес. Оттуда была пересылка в Севураллаг. Он находился по адресу: Свердловская область, город Туринск, Северо-Уральский лагерь, Фабричный отдел, лагерный пункт №1. Лагерь был новый, бараки пахли свежей сосной, клопов на нарах не было.
Здесь Куликбай понял, почему степняков сослали в тайгу: для человека, привыкшего к бескрайним вольным степям и солнцу, оказаться в окружении растущих стеной елей, придавленных пасмурным небом, было тяжёлым испытанием. Здесь стоял затхлый, сырой воздух, шли испарения из болот. Люди покрывались чирьями, каждая болячка долго заживала и гнила.
Из-за этого Куликбай чуть не лишился руки. В Севураллаге заключённые из Средней Азии держались особняком и между собой по национальностям не делились. Узбеков отправляли на лесоповал, на строительство и на кухню, а казахов, как прирождённых коневодов, на перевозку поваленных деревьев. Здесь делали шпалы для УЗТМ – Уральского завода тяжёлого машиностроения, расположенного в Свердловске. Зеки расшифровывали эту аббревиатуру по-своему: узбек, здесь твоя могила.
Однажды у телеги Куликбая отлетело колесо – метр в диаметре, тяжёлое, деревянное, отсыревшее в грязи. Он влез под телегу, приподнял её спиной и попытался насадить колесо на ось. Подошёл вертухай: чего возишься?! И пнул сапогом по колесу. Оно сразу встало на место и раздробило палец – он превратился в грязное месиво. В лазарете палец ампутировали наживую без наркоза, даже спирт выпить не дали. Потом началось нагноение, рука почернела и распухла до локтя. Куликбай думал, что её отрежут или он умрёт от гангрены. Но врач его выходил и руку спас.
Казахское братство
Казахи в Севураллаге всегда держались вместе. В первый день их пытались расселить по разным баракам, но они в знак протеста сложили свои вещи на улице и устроили сидячую забастовку. Сначала вертухаи их травили собаками, а ночью подослали пятнадцать уголовников с заточками. Казахи вышли из этой битвы победителями, втоптали нападавших в снег, и их оставили в покое – выделили отдельный барак.
Потом здесь под одной крышей жили и киргизы, и таджики, и узбеки. В лагере Куликбай познакомился со своим земляком и сородичем-тобыктинцем Алимкулом, с которым потом дружил всю жизнь. Вместе они пережили и «сучью войну» 1946 года, когда воры стали убивать «ссученных» – зеков, работавших на администрацию лагеря. Обитатели азиатского барака попросту решили в ней не участвовать: не их это дело. Главное – свой срок дотянуть и новый не получить.
Питание в лагере было скудным, тем более для работяг: 600 граммов хлеба в день, пустая баланда – вода с нечищеной картошкой и лебедой или каша-размазня. Иногда пересоленная селёдка. Вместо тарелки – консервная банка. Из неё же пили чай. А казахам страсть как хотелось мяса! В отряде оказался бывший ветеринар, который придумал хитрость.
Он присмотрел лошадь пожирнее, а потом изо дня в день, как бы случайно, стал натирать ей поводьями шею в районе вен. Со временем кожа стёрлась, и обнажилось мясо, он подкладывал в рану грязь и дождался, когда животное начало чахнуть от заражения крови. Затем доложил руководству, что лошадь серьёзно больна и её лучше забить.
В итоге казахам поручили похоронить животное, но они оттащили его в лес и там разделали. Узбеки из кухни дали им соль. Так был сделан согым, который потом варили и втихаря от администрации ели всем бараком. За столом звучали казахские песни под аккомпанемент домбры, сделанной из палки и консервной банки. Пели тихо, потому что попадались вертухаи, которые запрещали говорить и петь по-казахски.
Все десять лет Куликбай, хоть и отбывал срок без права переписки, всё равно составлял прошения на имя Ежова, Калинина и Сталина о пересмотре своего дела. Сначала ему помогали друзья, знавшие русский язык, потом он, обучившись, делал это сам. Но все его послания остались без ответа. Скорее всего, лагерная администрация их просто не отправляла.
Жить заново
В 1947 году Куликбаю было 47 лет. Выйдя на волю, он сразу поехал в своё село Каскабулак, чтобы обнять семью. Но здесь его ждал удар. Старейшины показали ему два холмика – могилы его жены и дочери. Обе умерли от болезней. Но оказалось, что на свет появился сын, которого жена назвала Максутом. Сначала он скитался по родственникам и попал в детдом, затем его приютил у себя младший брат Куликбая Ануарбек. Он вернулся с войны героем и получил хорошую должность в Семипалатинске.
Старейшины решили помочь Куликбаю начать новую жизнь и познакомили его с одинокой молодой женщиной Разиёй, потерявшей мужа на войне. Вместе они переехали в Семипалатинск и забрали к себе Максута. Начали обустраивать свой быт в углярке при школе, где жена мыла полы. Но потом Куликбая вызвали в милицию и сказали, что жить в большом городе он не имеет права.
Поэтому он с семьёй был вынужден отправиться за 101-й километр, в маленькое село Сергиополь близ Аягоза, где его ждали родственники и лагерный друг Алимкул. Там он прожил всю свою жизнь, работая завхозом в детдоме, построил дом из дореволюционного здания почты и вырастил семерых детей, которым помог крепко встать на ноги. Некоторые из них стали государственными деятелями ещё при советской власти.
Запоздалое правосудие
После смерти Сталина Куликбай с новыми силами стал добиваться своей реабилитации. Если раньше это было исключительно делом чести, то теперь он боялся, что его дети ни за что ни про что попадут под репрессии, как родственники бывшего политзаключённого. В 1958 году, когда ему было уже 58 лет, пришло решение Прокуратуры Казахской ССР: «Постановление тройки УНКВД бывшей Восточно-Казахстанской области в отношении Дуйсембаева Куликбая от 26 декабря 1937 года отменить и дело в отношении его производством прекратить за недоказанностью состава преступления».
Там же были указаны грубейшие процессуальные нарушения, допущенные тройкой УНКВД: Куликбая осудили за антисоветскую пропаганду, но статью закона не указали; обвинение ему не предъявили; обвинительное заключение не составили; арестовали без санкции прокурора; очной ставки со свидетелями не было; в чём выражалась антисоветская пропаганда, свидетели не указали.
Куликбай Дуйсембаев ушёл из жизни в 1977 году. Исследуя его судьбу, я нашёл имена членов тройки УНКВД. В Казахстане они засекречены, но в России в свободном доступе. Могу сказать одно: в 1937 году из Москвы по всем областям СССР шли требования посадить столько-то человек и расстрелять столько-то. На местах эту грязную работу делали по своему усмотрению для выполнения плана, да ещё просили увеличить лимиты на аресты и расстрелы: выслуживались.
Страшная участь постигла и самих энкавэдэшников, сломавших жизнь Куликбаю. Двоих из тройки расстреляли ещё в 37-м году. Одного посадили чуть позже. Всех за шпионаж в пользу Японии. У меня сложилось впечатление, что после большой зачистки потом убрали и палачей. С 1921 по 1954 год по политическим статьям в Казахской ССР было осуждено почти 100 тысяч человек, 25 тысяч из них расстреляны. Пострадали люди всех национальностей. Мы должны помнить о них всегда, чтобы не допустить кровавого произвола вновь.
СПРАВКА:
3 июля 1937 года Сталин направил Ежову, региональному партийному руководству и представителям НКВД телеграмму по решению Политбюро ЦК ВКП(б) №П51/94 «Об антисоветских элементах» от 2 июля о начале общегосударственной кампании преследования раскулаченных лиц и преступников.
За пять дней на местах следовало подготовить списки неблагонадёжных граждан, разделив их на две категории. В первой «особо опасные» подлежали расстрелу. Во второй «менее активные, но опасные» – депортации. Также требовалось создать 64 судебные «тройки» на республиканском, краевом и областном уровнях.
30 июля 1937 года вышел секретный приказ НКВД №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». В ходе неё по всему СССР с 1937 по 1938 год были арестованы 1,7 млн человек, 390 тысяч были расстреляны, 380 тысяч отправлены в лагеря на 8-10 лет.
Потом назначенный вместо Ежова Лаврентий Берия провёл «чистку» в НКВД: уволил 22 процента состава. В 1938-1939 годах были арестованы 1364 сотрудника НКВД, почти всё руководство республиканского и районного уровней заменено. Были репрессированы многие члены «троек»: 47 представителей НКВД, 67 членов партии и два представителя прокуратуры приговорены к смертной казни.
Фёдор КОВАЛЁВ.
Фото из архива семьи ДУЙСЕМБАЕВЫХ.