• Чт. Ноя 21st, 2024

Отчего стрессуют трансплантологи?

Авг 8, 2024

За последние восемь лет павлодарцы предоставили столичным хирургам 14 доноров. Это 70 спасённых жизней. Кому-то пересадили сердце, кому-то лёгкие, кому-то роговицу, печень, почки. При этом в самой «донородающей» области лист ожидания на пересадку органов практически не уменьшается на протяжении уже многих лет.

Желающих много, а «кита» всего три

Павлодар действительно считают самой «донородающей» областью. А еще Петропавловск и Костанай. По сути, это те самые три «кита», на которых держится система посмертного донорства в Казахстане. Во многом это связано с религиозными убеждениями. Например, в Алматинской области впервые за 12 лет, с тех пор как в Казахстане стала развиваться трансплантология, лишь в этом году появился первый посмертный донор. До этого времени о посмертном донорстве там даже заикаться боялись.

Павлодар с 2012 по 2016 год тоже был тише воды, ниже травы. А в 2016-м сменился региональный координатор по трансплантологии, и в том же году регион стал рекордсменом по посмертному донорству в стране, предоставив сразу четыре донора. Поэтому вклад павлодарцев в развитие отечественной трансплантологии и берет свое начало с 2016 года.

А что с ожидающими пересадки органов павлодарцами? Здесь, как выяснилось, всё намного печальней. В прошлом году в павлодарском листе ожидания по состоянию на апрель числилось 187 человек, из которых пять – дети. В конце года это количество возросло до 219 человек. Сегодня таких пациентов уже 223. Как видно, с годами лист ожидания только увеличивается. Новую почку за всё это время от посмертного донора получил лишь один павлодарец.

Лист ожидания – это не очередь

Всех этих больных может спасти чья-то донорская почка, сердце, печень… Но когда у регионального координатора по трансплантологии вдруг появляется потенциальный донор, родственники встают на дыбы.

– С начала этого года у нас было восемь посмертных доноров, которые могли спасти как минимум 40 человек, если учесть, что с одного донора можно изъять от 5 до 7 органов. Но лишь в двух случаях родственники пациентов дали свое согласие на изъятие у их умерших родных органов. В шести случаях родные были настроены категорично, нет – и всё! Все наши попытки поговорить с родными погибших заканчивались криками, истериками, а то и жалобами в управление здравоохранения, – констатирует региональный координатор по трансплантологии, врач-анестезиолог первой городской больницы Дмитрий Петеребух. – Вся информация о реципиентах, то есть людях, получивших орган от посмертного донора, у нас конфиденциальная. А я, наоборот, считаю: чем больше носители чужих сердец, почек, печени будут рассказывать журналистам о своем реципиенстве, о существовании до операции и полноценной жизни после, тем спокойней и адекватней общество будет воспринимать тему посмертного донорства. Еще лучше было бы организовывать открытые встречи родственников доноров и тех, кто живет только благодаря тому, что когда-то они дали свое согласие изъять у погибших родных людей органы. Невозможно остаться равнодушным, когда мать с фонендоскопом слушает, как в незнакомом человеке бьется сердце ее погибшего сына. После такой встречи в рамках научной конференции по трансплантологии я, тогда еще просто анестезиолог, явственно осознал, насколько важно это направление и насколько оно у нас не развито.

Кстати, именно эта встреча, точнее, воспоминание о ней, помогло доктору Петеребуху не сломаться после первой же операции по изъятию органов.

– Это был такой стресс, просто словами невозможно передать! Родственники после долгих разговоров сначала дали свое согласие, а когда процесс посмертного донорства был уже запущен, в отказ пошли. И в обморок тут падали, мы их в себя приводили, и кричали на всю больницу. Я столько пачек сигарет, сколько тогда выкурил, в жизни не курил. Думал, всё! Завершу до конца начатое – и ну его в болото! А потом вспомнил мать с фонендоскопом у сердца реципиента, детей в листе ожидания… – Дмитрий Петеребух задумчиво смотрит куда-то вдаль и… замолкает.

– Дмитрий Николаевич, – прерываю я его внезапное молчание, – я согласна с тем, что нужно повышать информированность общества о посмертном донорстве. Это с одной стороны. Но мне кажется, есть еще один немаловажный аспект. Я имею в виду недоверие к врачам, когда родственникам видится какая-то финансовая заинтересованность медиков в пересадке органов. Вот здесь и начинаются предположения: врачи не лечат специально. Расскажите поподробнее, как появляется эта грань – между тяжелым пациентом и потенциальным посмертным донором?

– Начну с того, что все операции по пересадке органов начиная с их посмертного изъятия у донора входят в гарантированный объем бесплатной медицинской помощи. Исчисляются они миллионами тенге. И еще раз – всё это за счет бюджета. Второй момент. В трансплантологии, как многие ошибочно думают, нет такого понятия, как очередь. Человек может быть сегодня занесен в лист ожидания на пересадку какого-либо органа, а уже назавтра быть прооперирован, оставив позади 220 больных, ждущих пересадки с 2015 или с 2020 года. И это не про взятки. Всё зависит от тканевой совместимости. Определяет ее кровь на типирование. Результаты лабораторных исследований направляются в Астану, загружаются в информационную систему, и она выдает примерную базу данных, кому подходит донор по тканевой совместимости. К этому времени появляются и все диагностические данные донора: размеры органов, их состояние. На этом этапе реципиенты тоже могут отсеяться. Звонят в итоге тем из них, кому орган донора подходит по максимальному количеству показателей, потому что риск отторжения крайне высок. С 2012 года, когда в Казахстане стали развивать трансплантологию, впервые пересадив от одного посмертного донора сразу несколько органов, и по сей день повезло лишь одному павлодарцу из листа ожидания. Больше тканевой совместимости ни у кого не было. А павлодарские доноры спасли жизни пациентов из Кызылординской области, Алматинской, из Западно-Казахстанской, Костаная… Это к вопросу о якобы финансовой заинтересованности врачей. Понятно, что ее априори не может быть, потому что никто не знает, кому подойдет тот или иной орган.

Первоочерёдно вылечить…

Разложил по полочкам Дмитрий Петеребух и сам процесс перехода пациента в статус посмертного донора.

Постановка диагноза смерть головного мозга – это целая эпопея, к которой региональные координаторы по трансплантологии не имеют никакого отношения. Опять же, чтобы исключить даже малейшую возможность их какой-либо заинтересованности.

Какой бы тяжелой не была черепно-мозговая травма, каким бы обширным не был инсульт (это те состояния, которые приводят к гибели головного мозга), речь в любом случае идет о пациенте, которого нужно вылечить. Обычно это сложные операции. В первые 12 часов послеоперационного периода врачи выжидают. Оценка состояния больного начинается только после того, как из организма выветрятся все лекарственные препараты, угнетающие его сознание, что необходимо в ходе хирургических манипуляций. Подозрение на гибель головного мозга появляется на вторые сутки, когда всё действие лекарств уже исключено. И это только подозрение. Окончательный диагноз выставляется в следующие 24 часа, ежечасно проверяются рефлексы головного мозга. Если в стационаре есть ангиограф, то время постановки окончательного диагноза сокращается до 6 часов.

– Ангиография – это стопроцентная диагностика. Там всё четко видно. В случае тотального отсутствия питания головного мозга он превращается в натуральную кашу. Это гибель головного мозга. И ничего не изменится ни через 6 часов, если выставлять диагноз с помощью ангиографии, ни через 24, если просто наблюдать за рефлексами мозга, – объясняет Дмитрий Петеребух.

Следующий шаг – врачебный консилиум. Затем еще одни финальные тесты. И только после этого трагическая новость сообщается родственникам. Пациент находится еще на ИВЛ, но все попытки его реанимировать уже бессмысленны.

Координаторам по трансплантологии о пациенте с уже подтвержденной всеми и вся гибелью головного мозга сообщают заместители главных врачей. И вот с этого момента у погибшего человека появляется статус потенциального посмертного донора. Потенциального – не фактического! Окончательное решение остается за родственниками. Трансплантологи приступают к своей работе, только получив их письменное согласие. Но чаще – не приступают, а только обогащают производителей табачных изделий, почем зря губя свои легкие и нервы.

Как мы уже говорили, в этом году из восьми потенциальных доноров согласились на посмертное донорство родные лишь двоих пациентов. Но изъять органы смогли лишь у одного из них. У второго потенциального донора пришел положительный результат на ВИЧ-инфекцию. Естественно, все операции по изъятию органов тут же были отменены.

Другой же умерший павлодарец спас жизни троим казахстанцам. Пациент поступил в кардиологический центр с инсультом. Произошла смерть головного мозга. И там же, в кардиологическом центре, врачи, получив согласие родных, произвели забор его сердца и двух почек. Но опять же все органы были пересажены пациентам из других областей. А павлодарцы, по жизненным показаниям нуждающиеся в пересадке органов, продолжают ждать.

Или мышление, или инвалидизация

– Нам нужно изменить мышление наших сограждан относительно посмертного донорства. Сегодня в Казахстане делается примерно 200 операций в год, когда донорами почек становятся родные больного. А родственное донорство – это «билет» без пересадки в страну, взявшую курс на инвалидизацию своего населения. Мы и оглянуться не успеем, как через энное количество лет получим большой процент населения с одной почкой. Именно поэтому нам нужно заменить родственное донорство на посмертное. А это можно сделать только, как я уже сказал, изменив отношение казахстанцев. Другой вопрос, как это сделать? На мой взгляд, нужно больше работать с блогерами, с управлением образования, с колледжами, донося до студентов правильную информацию, – резюмировал павлодарский координатор по трансплантологии.

Напомним, именно Павлодар первым из регионов хотят сделать региональным трансплантологическим центром. По мнению руководителя управления здравоохранения Павлодарской области Ануара Буйрашева, уровень павлодарских специалистов и материально-техническое оснащение больниц позволяют делать эти операции на месте. Конечно, речь не идет о пересадке сердца, это по силам пока только столичным врачам, но операции по пересадке роговицы глаз или почек павлодарские вполне могут делать сами. База стационаров и подготовка врачей это позволяют.

Ирина ВОЛКОВА. 

Фото из открытых источников.