Сауле Шакенева защищать права детей как детский омбудсмен по Павлодарской области стала совсем недавно. Одни ею восхищаются, другие, наоборот, не скрывают разочарования, узнав позицию детской правозащитницы в отношении 11-летнего мальчишки, ножом ранившего одноклассников в 21 школе. Сама Сауле Шакенева в ответ на гневные комментарии в свой адрес лишь улыбается. Обращать на них внимание ей просто некогда.
Не собрание, а бичевание
На интервью Сауле Шакенева приехала прямиком со встречи с мамой того самого мальчишки из 21-й школы, в которого накануне тыкали пальцем все родители, выступая за его исключение из учебного заведения. Кстати, собрание по ЧП в школе было организовано не по инициативе чиновников от образования, как это должно было быть по умолчанию, а потому, что на этом настояла региональный уполномоченный по правам ребенка.
– К сожалению, в Павлодаре работа государственных структур поставлена так, что о ЧП с детьми я узнаю из социальных сетей и пабликов, тогда как должна узнавать о них первая. Да и павлодарцы должны получать информацию из первоисточников, а не из пабликов. В этом плане мне очень импонирует работа экибастузцев. После жестокого убийства Миланы Давыдовой, потрясшего весь Казахстан, в Экибастузе кардинально пересмотрели свое отношение к открытости перед населением. Случилось у них изнасилование школьницы, руководитель Экибастузского отдела образования сама вышла в прямой эфир и прямо об этом сообщила. И это правильно. В Павлодаре же проблему замалчивают. По ситуации в 21-й школе это Куаныш Кыдралин, как руководитель Павлодарского отдела образования, должен был организовать собрание и вместе с директором школы сообщить об инциденте. Без фамилий и имен. Ну расскажите вы сразу из первых уст о факте, сообщите, что ситуация под контролем, и не будет никаких догадок и домыслов. А что сейчас пишут в сети: и якобы буллили этого мальчишку по-страшному, откуда-то всплыла его отрицательная характеристика из прежней школы, школьнику чуть ли не психический диагноз выставили с клеймом, что ему нельзя учиться с нормальными детьми. Но это же всё неправда! – не скрывает своего негодования павлодарская уполномоченная по защите прав ребенка.
– А что правда?
– Если мать мальчика даст добро, я запишу с ней прямой эфир и расскажу, что на самом деле произошло. Никто ведь не задумывается, зачем 11-летний ребенок вообще купил нож. Но без ее разрешения говорить об этом я не могу. Однако хочу поделиться своим впечатлением от родительского собрания по разбору этого случая. Я просто шокирована реакцией взрослых дяденек и тетенек, которые стали требовать исключить этого мальчишку из школы, говорили, что место ему в психушке, называли монстром и чудовищем, вообще не имеющим права находиться рядом с их детьми. Простите, а вы вообще кто, чтобы определять нормальность или ненормальность ребенка? Я не выдержала и обратилась к присутствующим родителям: «Положа руку на сердце, кто из вас может поднять сейчас руку и сказать, что мой ребенок никогда не попадет в эту ситуацию?» Руку не поднял ни один человек.
Я написала об этом пост. И там столько комментариев пошло! Мне стали писать: как я могу быть омбудсменом, если защищаю малолетнего убийцу! Люди! У нас даже Бишимбаев имел право на защиту, а здесь 11-летний ребенок… Я сейчас с ним разговаривала. Он с этими пацанами общается. Это вот такие дикие игры у них…
Другая мама встала и говорит: «Накажите этого ребенка, чтобы я могла сказать своему ребенку, что так делать нельзя!» А вам недостаточно, что обидчики Никиты из 9-й школы 6 лет на зоне сидят, вам недостаточно, что мальчик из 14-й школы, весной ранивший ножом одноклассника и учителя, тоже, скорей всего, получит большой срок? А он в 7 лет остался без мамы. Я их не оправдываю. Сейчас вообще не про оправдание поступков. Буквально недавно я читала труд известного американского психолога Джона Готтмана «Эмоциональный интеллект ребенка». Так вот, главная мысль автора звучит так: «Нужно осуждать поступок и нужно осуждать эмоцию». А посмотрите, что у нас творится в социальных сетях: обычным делом становится травля детей, каждый третий считает за норму кого-то оскорбить, обозвать, поставить клеймо. Честно говоря, я никак не могу избавиться от ощущения, что с нами со всеми, я сейчас говорю про взрослых, должен работать психолог. У мальчишки из 21-й школы забрали телефон, чтобы он не прочитал то, что пишут про него взрослые, адекватные люди. Никто ведь не задумывается о том, что должен чувствовать ребенок, предпринимающий попытки увидеть себя в этом мире, когда все взрослые говорят ему, что он чудовище. И что ему делать? Выйти в окно 10 этажа? Вы знаете, со времен Древнего Рима ведь на самом деле ничего не изменилось, только тогда народ приходил на площадь, чтобы лицезреть казнь, а сейчас все зрелища у нас в инстаграме.
Про прописные истины…
– «Хлеба и зрелищ», «Отцы и дети»… Казалось бы, прописные истины, понятные каждому. Ан нет, оказывается, не такие уж и понятные…
– Я говорила и буду говорить: в 99 процентах случаев, когда несовершеннолетние совершают преступления и садятся на скамью подсудимых, рядом с ребенком должны сидеть и его законные представители – родители или опекуны.
Если мой сын, не приведи Аллах, нанесет кому-то тяжкие телесные повреждения, за исключением случаев самообороны (поэтому и я говорю о 99 процентах), значит, это я как мать не справилась со своей работой. Значит, судить нужно в том числе и меня – как мать. Потому что все дети приходят на белый свет невинными, а то, какими они в итоге вырастают, зависит от взрослого окружения. И когда родители говорят, что зарабатывают для детей, что их задача накормить, одеть и дать престижное образование своему чаду, я всегда им говорю: если ваш ребенок вышел в окно 10 этажа, зачем вам это всё? Если ваш ребенок ушел на зону на много лет, зачем вам это всё?
– Какова конечная цель, ради которой вы избрали для работы правозащитную деятельность в детской сфере?
– Отвечу с помощью примера из жизни. Сегодня получила сообщение в директ от павлодарки, которая, забирая сына-первоклассника из школы, стала свидетелем избиения отцом ребенка. Она не прошла мимо, как это сделали люди в маршрутке, когда женщина на остановке дала подзатыльник девочке-подростку за то, что у нее фиолетовые волосы (случай был в прошлом году). Она увидела, что мужчина, предположительно отец, начал бить своего ребенка ранцем по голове, пинать ногою по спине и валить на землю, побежала за ним, попыталась заступиться. А после этого сразу же написала мне с просьбой разобраться и защитить ребенка от побоев. Я тут же написала Куанышу Кыдралину. После недавнего аппаратного совещания, где аким области Асаин Байханов сделал всем причастным чиновникам внушение за отсутствие оперативной коммуникации с региональным уполномоченным по правам ребенка, пострадавший мальчик был оперативно установлен. Его родителей уже вызвали на беседу с участием участкового. И, возвращаясь к цели своей работы, я считаю, что чем больше у нас будет таких неравнодушных «ЧЕЛОВЕКОВ», тем светлее будет будущее у детей и у страны в целом. Это если глобально. А не глобально, если я помогу хотя бы одному конкретному ребенку, одной конкретной маме, одной конкретной семье, значит, уже не зря выбрала для себя деятельность в сфере защиты прав детей.
– Кстати, почему вы, педагог и полицейский, в свое время работавший в инспекции по делам несовершеннолетних, решили заняться защитой прав детей? Что этому способствовало?
– В 2021 году мой старший сын занимался спортом. И тогда случилось ЧП. У меня на глазах 11 детей были оставлены с оружием на лыжной базе в Щучинске. Во избежание подобной халатности со стороны чиновников я подала в суд. Мне все говорили, что я не выиграю процесс, что я зря теряю время, пытаясь бороться с госорганами. Но для меня было важно наказать ДЮСШ за допущенные ее тренерами нарушения. Я показывала пример своим детям, которые теперь точно знают, что справедливость существует, и что если ты прав, не нужно бояться идти до конца. В ходе той судебной тяжбы я похудела на 20 килограммов, до того стрессовое состояние у меня было. Но процесс я выиграла. С этого и началась моя правозащитная деятельность. Узнав о моей победе, люди активно стали писать мне в социальных сетях об известных им случаях беспредела в детском спорте, в школах, детских садах, просить помощи.
– Были случаи, когда вы по какой-то причине не могли помочь ребенку или подростку?
– На второй день, как только вступила в должность регионального уполномоченного по правам ребенка, поехала в ИВС. Я не застала обидчиков Никиты из 9-й школы, их буквально за три дня до моего приезда уже этапировали в колонию. Удалось поговорить только с парнем, осужденным за нанесение тяжких телесных повреждений. Ему 17 лет. Зимой в состоянии наркотического опьянения он нанес тяжкие телесные повреждения своей снохе. Женщина потеряла ребенка, стала инвалидом. Парень находился под воздействием мефедрона и говорит, что вообще не помнит ту ночь. И я ему верю. Подростка, шедшего ночью по улице, остановил патруль. Сначала полицейские подумали, что это на него напали, что это он жертва насилия, потому что вся его одежда была в крови. Его доставили в больницу, и там поняли, что это не его кровь. К этому моменту брат вернулся домой, увидел открытую дверь в квартиру, жену в луже крови и вызвал полицию. Сопоставили факты, и парня задержали. Он ничего не помнил тогда и ничего не помнит сейчас. Когда я зашла к нему в ИВС, первый вопрос, который он мне задал, был: «А вы мне поможете? Что мне теперь делать? Я же ничего не помню!» Со своим детским восприятием реальности он всё еще уверен, что если он ничего не помнит, значит, это не он. Что я могла ему сказать? Только то, что нахождение в алкогольном и наркотическом опьянении при совершении преступления не является смягчающим обстоятельством. Это, наоборот, отягчает вину. Надо было видеть его растерянность и потерянность.
Но еще больше мне жаль его мать. Женщина уволилась с работы, приехала в Павлодар (семья жила в другом городе, подросток приехал сюда учиться и жил у старшего брата) и стала общественным защитником своего младшего сына. Она сердце свое разорвала на две части, защищая одного сына, который совершил преступление, и выступая против второго, чья жена по его вине стала инвалидом. Врагу такого не пожелаешь!
«Пусть мама услышит»
– Мы уже затрагивали тему и бездумного общественного осуждения, и преступного равнодушия. Какой еще бич сегодняшнего общества вы можете назвать?
– Невежество. Мы хоть и живем в 21 веке, но очень невежественные. У нас нет никаких правовых знаний. Вот почему в социальных сетях, когда стало известно о коллективной расправе над Никитой, сначала все осуждали его обидчиков, а когда им дали по шесть лет колонии, эти же комментаторы стали писать совершенно обратное. Мол, кто в этом возрасте не дрался, какие шесть лет колонии, у нас столько даже чиновникам за кражу не дают, это же пацаны, и всё в таком духе. Ребята, вы что, на базаре? Есть закон, и в нем четко прописано, что за тяжкие телесные повреждения предусмотрено от 6 до 10 лет лишения свободы. Суд назначил им наказание минимум от того, что по этой статье предусмотрено. То же самое я наблюдала на днях в суде, когда судили девять закладчиков. Самому младшему из них в ИВС исполнилось 18 лет, самому старшему – за 35. Они все получили большие сроки и все как один не понимали, что они сделали. «Мы же не убили человека. Что мы сделали? Мы всего лишь принесли маленький пакетик из точки «А» в точку «В» и не знали, что за это можно получить от 15 до 20 лет», – оправдывались подсудимые в суде.
И снова скажу прописную истину – незнание закона не освобождает от ответственности. Объясняйте детям риски, проговаривайте с ними правовую ответственность за те или иные нарушения. Начните слышать детей и защищать их не в ущерб другим детям. Это не защита, когда взрослые люди говорят: я буду оберегать своего ребенка, а тебя упеку в психушку. Любой человек, а ребенок тем более, имеет право на защиту. Если дети будут понимать, что они под защитой, если будут разговаривать, доверять, может, что-то изменится. Может, хотя бы их поколение будет жить по-другому.
Беседовала
Ирина ВОЛКОВА.
Фото из архива героини публикации.