Начало в №№ 20-23 от 22, 29 мая и 5, 12 июня
Хлопок: богатство или проклятие?
Хлопок на нынешней территории Узбекистана выращивают более двух тысяч лет. И если в советские времена Казахстан был хлебной житницей Советского Союза, Узбекистан по праву называли республикой белого золота. Хлопка здесь производили более четырёх миллионов тонн ежегодно, и он шёл не только на текстиль (большей частью как сырьё, за пределы республики), но также на нужды обороны.
Во время его сбора на поля выходили не только взрослые (по преимуществу женщины), но и студенты, школьники (не только старшеклассники). На три месяца, по сути, переставали работать школы и вузы – всех мобилизовывали на сбор хлопка.
В 1983 году на весь СССР прогремело так называемое «Хлопковое дело» – о приписках урожаев, взятках, подношениях и воровстве, во что были вовлечены тысячи и тысячи людей – от бригадиров-хлопкоробов, руководителей хозяйств, районов и областей до республиканских и даже московских высокопоставленных чиновников. По Центральному телевидению демонстрировались драгоценности и деньги, изъятые у фигурантов «Хлопкового дела».
Было возбуждено более 800 уголовных дел, на помощь следователям Генеральной прокуратуры были командированы их коллеги со всей страны, в том числе из Павлодара. По этому делу проходило более пяти тысяч фигурантов, свыше четырёх тысяч были осуждены. В их числе оказался и зять уже покойного к тому времени Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева, заместитель министра внутренних дел СССР Ю. Чурбанов. Всесоюзную известность получили следователи по особо важным делам Генеральной прокуратуры Т. Гдлян и Н. Иванов, которых позднее чуть самих не посадили за незаконные методы следствия, а затем избрали народными депутатами СССР.
После распада Советского Союза Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана И. Каримов, ставший президентом, помиловал всех участников «Хлопкового дела». Но и при нём, правившем 27 лет, хлопок оставался, наряду с золотом, важнейшим экспортным товаром. И на его сбор, как и прежде, мобилизовывалось не только сельское население, включая школьников, но и студенты узбекских вузов. И эту «хлопковую зависимость» прервал нынешний президент республики Ш. Мерзиёев, запретивший привлекать на уборку «белого золота» студентов и школьников. Хлопок здесь по-прежнему выращивают, но уже на меньших площадях, и не экспортируют как сырьё, а перерабатывают в текстиль и в разнообразные изделия из него.
Здешний автопром и железная дорога
В Узбекистане почти не встретишь, как у нас, особенно в Астане и Алматы, навороченных дорогих иномарок. По улицам здешних городов курсируют во всех направлениях по преимуществу белые «Шевроле» разных модификаций. И все они, как и предыдущие «Дайво», – местного производства. Не сборки, а именно производства по лицензиям этих мировых брендов. Разные модификации – от кургузых семейных, не очень устойчивых на маленьких узких колёсах (их используют и как легкогрузовые) стоимостью восемь тысяч долларов до вполне комфортных легковых авто разного класса по цене от 12-15 тысяч до нескольких десятков тысяч долларов. Можно взять кредит, но все, с кем мы на них ездили, говорили, что выкупали сразу – так выгоднее.
Ездить на них можно на бензине (он свой – есть в стране нефть и её переработка) и на газе. Бензин дорогой, примерно доллар за литр, газ в разы дешевле, но с ним бывают перебои, особенно зимой, когда больше его уходит на жилищно-бытовые нужды.
Нечасто, но встречаются иномарки – их покупают для демонстрации статуса. Однако за это надо было раньше заплатить в качестве пошлины стопроцентную, а сейчас 50-процентную стоимость такого автомобиля.
Принятая ещё во времена И. Каримова стратегия на собственный автопром вполне себя оправдала и продолжает оправдывать. Узбекские машины – сначала «Дайво», а теперь и «Шевроле» находили и находят спрос и в Казахстане.
Из Ташкента в Самарканд и дальше в Бухару мы ехали на электропоезде. К сожалению, не на фирменном скоростном «Афросиабе», который движется со скоростью до двухсот и более километров в час и покрывает расстояние до Самарканда всего за два часа. На него не было билетов, хотя мы пытались их купить ещё из дома. Оказалось, их оптом скупают турфирмы для своих клиентов, апрель же здесь – разгар туристического сезона.
Электрички очень похожи на наши из Павлодара в Астану и обратно, всегда заполнены. И на всём протяжении пути вам неоднократно предложат самые разные национальные угощения: «коробейники» сменяют друг друга с наборами кушаний, напитков, мороженого.
Важная деталь: в здешних туалетах всегда были мыло и другие моющие средства. Здесь чисто и всё работает, чего не всегда скажешь о наших электричках.
Из Бухары в Ташкент возвращались на обычном поезде, но тоже скором, в котором не трясёт и не качает, как у нас на некоторых участках, когда едешь в Алматы. Но правда и то, что цены на проезд гораздо выше, чем у нас.
По собственным ощущениям скажу: качество железнодорожного пути в Узбекистане лучше казахстанского, поэтому и стал возможен пуск скоростного поезда. У нас же «скоростные» «Тальго» как ходили, так и ходят часто с черепашьей скоростью.
Узбекскую железную дорогу не раз ставил в пример коллегам легендарный железнодорожник А.С. Саркыншаков, закончивший когда-то Ташкентский институт инженеров железнодорожного транспорта. Он и сейчас работает, в отличие от канувших в Лету нашего алма-атинского вуза и Павлодарского железнодорожного техникума, открытого стараниями Аби Саркыншаковича.
Нам надо срочно возрождать работу железнодорожной отрасли, ведь по протяжённости железных дорог Казахстан в СНГ на втором месте после России.
Махалля
– Это моя Махалля, – сказал наш гид, с которым мы заехали в один из жилых кварталов Бухары.
Конечно, мы взялись его расспрашивать. И он пояснил: это часть города, один из его кварталов, в котором действует местное самоуправление. Этот общественный институт имеет глубокие исторические корни. Когда-то Махалля представляла собой локальную общину, объединённую вокруг мечети. Теперь же в Узбекистане это одна из очень важных форм организации общественной жизни.
Жители Махалли (таких в Бухаре десятки) самостоятельно выбирают председателя, тайным голосованием. И это, как правило, уже состоявшийся человек, имеющий профессиональный (не обязательно управленческий) и житейский опыт, безупречную репутацию. У него есть небольшой аппарат, который решает все текущие и перспективные проблемы территории, отвечает на те или иные запросы жителей Махалли. Зарплату председателю и его подчинённым платит бюджет. Важные вопросы обсуждаются коллективно.
В годы советской власти сам этот институт сохранялся, но и жёстко контролировался властями, урезавшими его функции. Сегодня они более свободны, но председатель, конечно, подконтролен не только жителям Махалли, его избравшим, но и городским властям.
Узбекская принцесса – в колонии
Узбекской принцессой называли дочь первого президента И. Каримова Гульнару, сумевшую прибрать к рукам наиболее прибыльные сектора экономики (телекоммуникационные и другие). Протежировала и, конечно, небескорыстно, вхождение в рынок суверенного Узбекистана западных компаний, сумела нагреть руки и на других выгодных «проектах». Отец разрешал ей всё, кроме вмешательства в политику, а когда она стала влезать во внутренние дела, ему принесли папку с описанием «художеств» дочери. Начиналось и международное расследование её коррупционных деяний. Президент отправил её под домашний арест, а после его кончины она была осуждена на длительный срок, который отбывает в женской колонии. Пишет стихи, жалуется на условия содержания, не самые, надо сказать, худшие для заведений подобного типа. В Швейцарии заморожены активы Гульнары Каримовой на сотни миллионов долларов.
Кажется, и тут узбеки подают хороший пример казахстанцам…
Другие народы
Кроме узбеков, таджиков и других народов Центральной Азии, включая казахов, на этой территории издревле жили евреи (есть даже устойчивое словосочетание «бухарские евреи»). Многие из них покинули Узбекистан задолго до распада СССР, когда стали открывать железный занавес, и позднее, уже в позднесоветские времена. Остались совсем немногие, о евреях прошлых столетий напоминают кладбища. Мы проезжали мимо одного такого очень большого в Ташкенте, а в Бухаре жили в древнем еврейском квартале.
В Узбекистан было депортировано с Дальнего Востока более 80 тысяч корейцев, которые адаптировались к непростым здешним условиям. И это именно они подарили, в том числе и нам, казахстанцам, очень вкусную острую корейскую морковку. Так нам говорили, хотя корейцев депортировали и в Казахстан; надо полагать, они тоже внесли свою лепту в укоренении их национальной кухни в наших краях. В новые времена большая часть узбекских корейцев перебрались в Южную Корею.
Русские стали укореняться здесь с тех пор, когда Россия силой укрепила в этом краю свои позиции. В годы Великой Отечественной войны сюда было эвакуировано и депортировано до полутора миллионов человек, кто-то из них остался здесь и после Победы. Приезжали по направлениям после вузов из России учителя, инженеры, врачи. Когда мы ехали из Ташкента в Самарканд и Бухару, видели вдоль дороги, и притом не раз, православные кладбища.
Живут здесь русские и сегодня, востребован русский язык, который учат во всех школах с первого класса. На русском говорят не меньше половины здешнего населения, а в городах и более того. Приятно было слышать в аэропорту и в поездах объявления, звучащие обязательно на трёх языках – узбекском, русском и английском. Русский язык здесь сопровождал нас всюду.
Юрий ПОМИНОВ.
Фото автора.
Окончание следует.